В школе я дружила только с мальчиками. Развлечения для девочек меня не прельщали: я не устраивала пижамные вечеринки и была очень замкнутой.
Мое поведение в молодости зря принимали за бунтарство. На самом деле это была не потребность в протесте или подрыв устоев, а стремление найти себя, вырваться на свободу. Когда тебе пытаются навязать чужие представления о жизни, начинаешь сопротивляться. Со стороны это может быть неправильно истолковано, но на самом деле ты просто пытаешься понять, кто ты такой.
Я считала, что никогда не узнаю, кто я есть на самом деле. Я менялась, и в моей неустроенности не было ничего страшного. Зато я умела жить в свободном полете.
Еще в юности я обнаружила в себе глубокий страх прожить жизнь лишь наполовину. Я рано поняла: если не буду использовать свой потенциал по полной, экспериментировать и рисковать, моя жизнь окажется жалкой и несчастной. Единственный способ оставаться на правильном пути — быть верной себе. А это, как правило, подразумевает выход за рамки общепринятого.
Я куталась в черную рыболовную сеть, носила тяжелые ботинки. Мне хотелось спрятаться… И в то же время я играла в пьесах и занималась в школе бальных танцев Артура Муррея. Я смывала с рук чернильные татуировки, стаскивала затертые Док-Мартенсы, надевала платье и туфли на каблуках и побеждала в конкурсах исполнителей танго. Друзья считали, что я ненормальная. А мне нравилось!
Я видела, как моей маме тяжело поднимать семью, и я подумала тогда, что никогда не полюблю. Никогда не встречу того самого человека. Когда растешь в неполной семье, поневоле убеждаешься, что счастливый брак — просто сказка. И перестаешь к нему стремиться.
Во время одной из поездок с миссией ООН в Камбоджию, сидя в кругу камбоджийских детей, я вдруг абсолютно четко поняла, что в этой стране находится мой сын. Бывают такие моменты в жизни, когда чувствуешь, что какая-то неведомая сила ведет тебя в верном направлении, — и все вдруг проясняется.
Изменились ли мои отношения с Брэдом за последние годы? Забавно, это один из тех вопросов, которые я сама себе никогда не задаю. Наверное, Брэду тоже было бы любопытно послушать. Что ж, теперь мы… Семья. За восемь лет у нас накопилось столько совместных воспоминаний, мы столько всего пережили вместе! Общий «багаж» создает совершенно особую близость, тесную дружбу и, конечно, рождает глубокую любовь.
Знаете, что самое смешное? Мы иногда забываем, что помолвлены. Дети, разумеется, ждут не дождутся свадьбы. Они все умоляют сказать: когда, ну когда же?! А мы никак не можем решить. Это ведь очень необычная ситуация. Мы как будто все ввосьмером женимся!
Для меня роскошь — спокойно принять ванну, потому что всегда найдется по крайней мере один ребенок, который захочет в данный момент с тобой пообщаться. То же самое со сном. Я сплю мало, а когда просыпаюсь, обнаруживаю в кровати как минимум четвертых детей! Я вcегда была одиночкой, но сейчас с трудом нахожу свободную минутку, чтобы побыть наедине с собой.
Мне всегда кажется, что детей мало и нужно завести еще! Нет более сумасшедшего, безумного занятия, чем быть матерью. Дети — моя отдушина, с ними всегда очень весело. Именно дома я чувствую себя по-настоящему свободной.
Я поняла, что мы сами выбираем — быть счастливыми или нет. Понятно, что не хочется никого обижать, что окружающие должны получать удовольствие от общения с тобой… Но в то же время нужно быть счастливой. Как только я начинаю рассуждать логически и перестаю доверять своему чутью, у меня сразу начинаются неприятности.